Главный редактор философского журнала Синий Диван Елена Петровская пристально следила за событиями Майдана, рассматривая его как мультитуду. В преддверии выхода 19-го номера журнала, который посвящён Майдану и будет презентован в Москве в декабре, IZIN публикует один из его текстов.
Группа Шило (Владислав Краснощёк и Сергей Лебединский), СерияЕвромайдан
1. Для наших рассуждений о времени мы хотим воспользоваться различением, предложенным Жаком Деррида. Он говорит о двух модусах будущего – о будущем в обычном смысле слова (le futur) и о грядущем, или же о том, что на подходе (l’avenir). Различение это весьма продуктивно. С одной стороны, можно говорить о будущем так, как оно в основном и понимается: будущее есть некий результат, вытекающий из тех условий, которые определяют настоящее. Иными словами, мыслимое в качестве следствия будущее подчинено системе каузальных отношений. Можно также сказать, что оно является проекцией настоящего: мы предвидим будущее, работаем на него, его планируем, то есть, проще говоря – производим. Это действительно логика производства и пользы: будущее, при всей его туманности, подчинено сегодняшним интересам, целям и задачам.
Однако есть иной способ рассуждать о будущем. Деррида использует слово «l’avenir», выделяя в нем глагольную форму «venir», что означает «приближаться», «приходить» или «быть на подходе». Такое будущее абсолютно открыто. Мы не можем проецировать на него свои знания и не можем иметь его образов. Единственный способ приветствовать его (но и соответствовать ему) – это то, что Деррида называет абсолютным гостеприимством. Конечно, здесь трудно говорить о каком-либо эмпирическом гостеприимстве. Скорее имеется в виду некий верховный закон, стоящий над конкретными законами, которыми и определяются правила и обычаи гостеприимства. И тем не менее если исключить это верховное требование, отдающее безусловный приоритет другому, причем в абсолютном его выражении, тогда и конкретные формы гостеприимства потеряют свое основание. Впрочем, это не фундамент, как можно понимать, скажем, какой-нибудь существующий конкретный свод законов, а закон, стоящий вне кодифицированных норм и в то же время требующий, чтобы они осуществлялись.
Грядущее, по Деррида, не предполагает никакого горизонта ожидания. Мы не знаем, что грядет и чем это будет – сознанием, самостью, идентичностью, мужчиной или женщиной, растением, животным или камнем. Мы всегда не готовы к этому приходу, который, более того, может и не состояться. В своей интерпретации грядущего Деррида использует религиозный язык, называя это время «мессианистичностью без мессианства». Имеется в виду, что религия подарила нам образ сакрального времени, которое разворачивается параллельно (или поперечно) линейному ходу истории. Мы можем сохранить само религиозное название (мессианистичность), понимая при этом, что разговор будет носить сугубо светский характер (так, приход – приход мессии – не будет толковаться ни с точки зрения доктринальной, ни с точки зрения веры). Тогда что же остается? Остается представление о том, что представить очень трудно – например, о справедливости или же о революции.
Послушаем, как об этом говорит сам Деррида в одноименном фильме, ему посвященном:
In general, I try to distinguish between what one calls the future and “l’avenir”. The future is that which – tomorrow, later, next century – will be. There’s a future which is predictable, programmed, scheduled, foreseeable. But there is a future, l’avenir (to come) which refers to someone who comes whose arrival is totally unexpected. For me, that is the real future. That which is totally unpredictable. The Other who comes without my being able to anticipate their arrival. So if there is a real future beyond this other known future, it’s l’avenir in that it’s the coming of the Other when I am completely unable to foresee their arrival1.
Обычно я пытаюсь различать то, что называют будущим и грядущим (l’avenir). Будущее – это то, что (завтра, позже, в следующем веке) состоится. Есть будущее, которое предсказуемо, запрограммировано, запланировано, предвидимо. Но есть будущее, l’avenir (приходить), которое подразумевает того, кто идет и чей приход является совершенно неожиданным. Для меня это и есть настоящее будущее. То, что абсолютно непредсказуемо. Другой, который приходит так, что я не могу ожидать заранее его прихода. Так что если и существует настоящее будущее вне этого другого известного будущего, это l’avenir в том смысле, что это приход Другого, когда я никак не могу предвидеть его появление.
Думаю, что даже из такого блиц-обзора становится более понятным поставленный в заголовке нашего выступления вопрос: будущее – посредник или участник? Однако для того чтобы еще больше прояснить его, нам придется бегло обратиться к политической теории.
Группа Шило (Владислав Краснощёк и Сергей Лебединский), СерияЕвромайдан
2. Приближаясь к конкретным событиям сегодняшнего дня (а я намереваюсь говорить о них), мне хотелось бы напомнить об одной оппозиции, возникшей в недрах политической теории (философии) Нового времени: это народ и толпа. Толпа – уничижительное название для того, что сегодня именуют multitude, или «множеством», подразумевая под этим новый социальный субъект. В русском языке явным образом различаются «толпа» и «множество», а вот в языках латинского происхождения сохраняется преемственность от multitudo к multitude. (Спинозовский термин «multitudo» переводился на русский как «массы» или «народные массы»; однако Гоббс не скрывает своего презрения к «толпе».) Итак, народ и толпа. Для Спинозы multitudo – это способ бытия многих на публичной сцене, причем в этом самом качестве. Это касается как коллективного действия, так и способа управления общими – или коммунальными – делами. Такая общность никогда не превращается в единство: multitudo можно понимать как постоянную, а не промежуточную или временную форму существования многих в социуме и политике2.
Иное понимание множества находим у Гоббса. Для него multitudo как хаос «разобщенной толпы» воплощает то самое естественное состояние, которое должно быть преодолено во имя построения государства3. Бывает так, что неподконтрольные энергии толпы выплескиваются наружу и тогда, когда государство уже существует; свидетельство тому – гражданские войны. Исходно плюральное (и опасное) должно быть преобразовано в то, что едино (и надежно); таким единством, строго коррелирующим с институтом государства, является как раз народ. «The People is somewhat that is one, having one will, and to whom one action may be attributed; none of these can properly be said of a Multitude»4 («Народ есть нечто единое, обладающее единой волей и способное на единое действие. Ничего подобного нельзя сказать о толпе»5.) В глазах Гоббса толпа уклоняется от политического единения, сопротивляется как власти, так и вступлению в долгосрочные соглашения, наконец, никогда не обретает статус юридического лица, поскольку отказывается передавать (делегировать) свои естественные права суверену. Это делегирование оказывается невозможным в силу самого характера существования толпы – множественного, плюрального. Тому же мешает и способ ее поведения. Для Гоббса оппозиция совершенно очевидна: «…the Citizens against the City, that is to say, the Multitude against the People». (В русском переводе эта фраза выглядит следующим образом: случается так, что подстрекают «граждан против государства, то есть толпу против народа». В целом же, суммирует Гоббс, «непонимание различия между народом (populus) и толпой (multitudo) ведет к мятежу»6.) Как подчеркивает итальянский теоретик Вирно, для апологетов государственного суверенитета XVII века толпа (multitude) – это негативное понятие. Если выразиться коротко, это не что иное, как «отрыжка “естественного состояния” в гражданском обществе»7.
В качестве подтверждения сказанному прислушаемся к очень выразительной характеристике толпы у Гоббса:
Рассказывают, что Прометей, похитив у солнца огонь, сделал из глины человека, и за это разгневанный Юпитер наказал его; и его печень вечно терзал орел. Это означает, что человеческий ум, изображенный в виде Прометея, заимствовал у монархии законы и право, с помощью которых, как будто бы с помощью огня, похищенного у своего естественного источника, превратил толпу, то есть грязь и подонки людские, одушевив ее, в единое гражданское лицо, которое называется или аристократией, или демократией (курсив мой. – Е.П.)8.
К этому остается добавить, что современные теоретики множества, такие как Негри, Хардт и Вирно, не только освобождают его от негативных коннотаций гоббсовской политической философии, но и воспринимают как наиболее адекватный способ описания нынешней публичной сферы и/или преобладающей системы экономических (трудовых) отношений. Для Негри различие между народом и множеством принципиально. Множество не схватывается и не описывается в терминах общественного договора. Договорная теория, как и трансцендентальная философия в целом, стремится преобразовать эмпирическое многообразие в единство. Именно таковым является понятие народа. Однако само множество, действующее здесь и сейчас, неподводимо под какие-либо схемы и абстрактные понятия: масса «чудовищна» именно потому, что не служит единственной цели и не соответствует рациональным представлениям. Более того, как действующая социальная сила, как активный агент, способный к самоорганизации, она вообще непредставима. Множество, заключает Негри, – это есть «конкретное всеобщее»9.
Группа Шило (Владислав Краснощёк и Сергей Лебединский), СерияЕвромайдан
3. Здесь стоит прерваться, чтобы обратиться к событиям, которые разворачиваются у нас на глазах. Я имею в виду события в Украине. Начну с комментария, сделанного одним канадским профессором. В своей статье под названием «Ukrainians Building Civil Society on Their Own» Дэвид Марплс замечает: из трех лидеров оппозиции, удостоившихся внимания международных СМИ, только Кличко имеет задатки национального лидера. И далее (цитирую): «Но во многих отношениях даже ему бывало трудно вести за собой то, что подчас обманчивым образом представлялось безглавым чудовищем (headless monster), стремящимся сместить дискредитировавшее себя руководство» (курсив мой. – Е.П.)10. Конечно, «безглавое чудовище» – это всего лишь метафора, причем использованная с оговоркой. Но в ней, отражающей многовековые предрассудки старой политической теории, воплощается конфликт, имеющий отношение к реальной жизни. То, что происходит в Украине, это движение множества, или, по-другому, образец прямого политического действия, в которое вовлекается масса. У этого движения нет и не может быть «головы», поскольку «голова» есть объективация и одновременно форма представительства. (Наверное, здесь можно вспомнить и о том, что подразумевалось под словами «тело без органов»12.) Замечательно, что «безглавое чудовище» ведет себя достаточно цивилизованно: низовой протест оставался до сих пор практически бескровным, тогда как самоорганизация Майдана поражает устойчивым стремлением к соблюдению внутреннего (рас)порядка. Украинцы и в самом деле предоставлены сами себе ([are] on their own).
Но как противников, так и сторонников Майдана не покидает мысль, что так не может долго продолжаться. В самом деле, все так или иначе ждут решения политического. Политическое решение, однако, помимо того очевидного подтекста, который имеется в виду (кризис власти, неизбежные экономические простои-потери и проч.), знаменует возвращение в прежнюю систему координат и связанное с нею летоисчисление. Если сказать совсем коротко и просто, политика всегда имеет дело с прогнозируемым будущим. Это не значит, что решения искать не нужно. Это значит лишь, что события в Украине выявляют и демонстрируют наглядно тот разрыв, который существует между непосредственным участием в политике – а оно, по существу, аполитично – и политикой как таковой, этой воплощенной формой опосредования.
Скажем по-другому: есть ли у Майдана иное время по сравнению с тем, в котором он находится? По моему глубокому убеждению, его будущее – вернее, грядущее (l’avenir) – неотделимо от текущей жизненной динамики этого «безглавого монстра». Еще один парадокс: хотя события начались из-за будущего Украины (вопрос о том, к кому она примкнет, стал настоящим яблоком раздора), самим своим развертыванием они обнаруживают иное измерение политического времени. В предвидимом будущем соглашений, протоколов и альянсов вдруг открылось время или горизонт, которые с трудом поддаются описанию: они опять-таки связаны напрямую с коллективным действием. Коллективное действие и есть новый социальный субъект, меняющий контуры старого мира. Действие ставит под вопрос буквально всё, включая твою собственную идентичность. Оно подрывает саму политику, опрокидывая сценарии, расстраивая переговоры и сговоры, заставляя политиков принимать неожиданные даже для самих себя решения. Конечно, можно утверждать, что действие происходит в настоящем. Но этого мало. Чтобы иметь дело с активно действующим множеством, мы должны научиться распознавать его ритмы, оценивать саму его неисчислимость. Для этого недостаточно имеющихся в нашем распоряжении средств. Если допустить, что никакая трансценденция не в силах справиться с его осмыслением, тогда мы должны признать, что действует оно в особом времени или же вне времени вообще. Можно предположить, что настоящее время действия испещрено, как мрамор, мельчайшими вкраплениями грядущего. Ведь грядущее – не столько модус времени, сколько способ приветствовать событие, которое происходит, бросая вызов исчислениям, то есть любым известным представлениям о мере и числе.
Выразимся более определенно: события последних нескольких лет, и не только в Украине, наглядно продемонстрировали возможности непредставительной – прямой – демократии, субъектом которой является не демократическое государство и не его парламент, куда и направляют представителей, но сама стихийная, способная к самоорганизации, выходящая на площадь масса12. То, что на протяжении столетий воспринималось как угроза и чего упорно сторонилась буржуазная мысль, становится фактом нашей сегодняшней жизни. «Вы нас даже не представляете» – этот лозунг, появившийся на Болотной площади в Москве в декабре 2011 года, выразил в одной фразе все напряжение текущего момента. То же сообщение исходит де-факто и от Майдана, у которого нет и не может быть лидеров и чей конфликт с действующей властью является и вправду политическим. Только надо понимать, что это столкновение двух политик: политики настоящего и политики будущего, или политики как таковой и невозможной политики. Невозможную политику и в самом деле вообразить очень трудно – что она такое, что можно от нее ожидать. Ну а это и есть вторжение будущего в настоящее или то обещание демократии, которое отложено постольку, поскольку мы не успеваем должным образом отреагировать на происходящие вокруг события – нас как отдельных индивидов и граждан неизбежно опережает исходно плюральное множество, этот действующий по своим законам ацефал.
*Доклад, прочитанный на Международной научной конференции «Футурологический конгресс» («Гоголь-центр», Гёте-Институт, letterra.org, Венгерский культурный центр, Польский культурный центр, г. Москва, 14–16 февраля 2014 года).
¹http://kirbydick.com/derrida.html
²См.: Virno P. A Grammar of the Multitude. Forew. S. Lotringer. Trans. I. Bertoletti, J. Cascaito, A. Casson. New York: Semiotext(e), 2004, p. 21; Спиноза Б. Политический трактат. Пер. с лат. С.М. Роговина и Б.В. Чредина. – В кн.: Его же. Избранные произведения в 2-х тт. Общ. ред. и вступ. ст. В.В. Соколова. Т. II. М.: «Госполитиздат», 1957.
³Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. – В кн.: Его же. Сочинения в 2-х тт. Т. 2. Пер. с лат. и англ. Н. Федорова и А. Гутермана. Сост., ред. изд., авт. вступ. ст. и прим. В.В. Соколов. М.: «Мысль», 1991, c. 134 (http://grachev62.narod.ru/hobbes/chapt18.htm).
4Hobbes Th. De Cive, Chapter 12, § VIII: http://www.constitution.org/th/decive12.htm
5Гоббс Т. О гражданине. – В кн.: Его же. Сочинения в 2-х тт. Т. 1. Пер. с лат. и англ. Н. Федорова и А. Гутермана. Сост., ред. изд., авт. вступ. ст. и прим. В.В. Соколов. М.: «Мысль», 1989, с. 395 (http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000612/st004.shtml).
6Hobbes Th. Op. cit.: http://www.constitution.org/th/decive12.htm (Там же, с. 396, 389).
7Virno P. Op. cit., p. 23.
8Гоббс Т. О гражданине, с. 375. Ср.: “They say, that Prometheus having stolne fire from the Sunne, formed a man out of clay, and that for this deed he was tortured by Jupiter with a perpetuall gnawing in his liver. Which is, that by humane invention (which is signified by Prometheus) Laws and Justice were by imitation taken from Monarchy, by vertue whereof (as by fire removed from its naturall orbe) the multitude (as the durt and dregs of men) was as it were quickned and formed into a civill Person, which is termed Aristocraty, or Democraty…” (курсив мой. – Е.П.) (Hobbes Th. Op. cit. Chapter 10, footnote 1: http://www.constitution.org/th/decive10.htm).
9Negri A. Approximations: Towards an Ontological Definition of the Multitude. Trans. A. Bove: https://www.nadir.org/nadir/initiativ/agp/space/multitude.htm
10“But in many respects even he has found it difficult to lead what has at times appeared, misleadingly, like a headless monster trying to remove a discredited leadership” (Marples D. Ukrainians Building Civil Society on Their Own. – In: The Moscow Times, 31 January 2014, p. 9).
11См.: Deleuze G., Guattari F. Capitalisme et schizophrénie: T. 2. Mille plateaux. Paris: Minuit, 1980, §§ 16, 33.
12Обратим внимание на аффективный момент сплочения протестующих тел.