— Сейчас очень модно говорить о Донбассе, но вы почти не принимаете участие в публичных дискуссиях или делаете это осторожно. Почему?
Любовь Михайлова Мне действительно больше хочется молчать, нежели говорить. О Донбассе говорят столько людей, которые не имеют к нему отношения, что любая попытка что-то сказать просто утонет. Хотя здесь вопрос не в том, кто хочет сказать, а в том, кто хочет слушать. Волна разговоров о Донбассе идет накатом, но слушателей нет. Возможно, сейчас нам нужно просто перестать строить границы, разделяя людей Донбасса, Херсонщины, Буковины, Волыни. Потому что у всех одна проблема — нищета и отсутствие равных возможностей к образованию.
Самое важное, что я могу сказать, это то, что мы — люди из Донбасса — украинцы. Мы хотим, чтоб наша земля там была украинской. Мы не знаем, как это сделать, но делаем всё возможное. Поэтому сейчас мы находимся в изоляции относительно политики центрального правительства Украины. Я считаю абсолютным геноцидом по отношению к украинцам решение Президента и Национального банка о блокировании счетов на Донбассе. Есть компании, которые уже не работают, но платят людям деньги, пытаясь поддержать сотрудников. И люди, которые находятся в зоне АТО не могут получить деньги — свой шанс на выживание. И эти ресурсы даже не являются государственными. Поэтому когда президент говорит, что у нас не может быть голодомора, я задумываюсь, а может, он не знает? Как моя бабушка говорила: «Сталин хороший, ему просто ничего не рассказывали». Я не хочу много говорить. Потому что с одной стороны ведется вся эта интеллектуальная дискуссия, а с другой — люди, находящиеся на грани выживания. Мы все в ответе за то, что происходит там. У нас был шанс и возможности этого не допустить.
Но несмотря на то, что действия нынешнего Президента мы считаем неправильными, мы живем в демократическом обществе и понимаем, что он и его правительство были выбраны народом. Для нас была надежда, что эти люди пришли с тем, чтобы решить проблему Донбасса как Украины. Но в результате — Донбасс отрезается и нам остаётся только вера, что мы всегда останемся украинцами.
-
- Подготовка новых помещении ИЗОЛЯЦИИ. Фото: Валерий Милосердов
— Полгода назад вы перевезли команду ИЗОЛЯЦИИ в Киев, помогаете многим другим людям из Донбасса. Не чувствуют ли эти люди себя в изоляции здесь?
— Переехали те люди, которые могли себе это позволить, либо те, кто никак не мог себя ассоциировать с доминирующей там средой. То есть, это осуществилось благодаря материальным возможностям либо интеллектуальным потребностям. Я думаю, что для многих это будет к лучшему.
Куда бы ты ни шел, ты везде встречаешь людей из Донбасса: кто-то уехал десять лет назад, кто-то четыре года назад — все они каким-то образом нашли свою дорогу, поскольку хотели действий и перемен. Сейчас огромное число людей оттуда выброшено и проблема в том, что это Украина не может ассимилировать их, а не наоборот. Потому что все штампы идут из центрально правительства, моду на ДОНКУЛЬТ задаёт тоже оно. Сегодня оно решает сделать Донбасс отдельной зоной — все соглашаются; завтра зоны отменят — тоже хорошо. И нынешняя политика правительства относительно Донбасса является абсолютно провальной.
Культурные события о Донбассе действительно проводятся, но их посещают только переселенцы. Для меня это не первая эмиграция и я никогда не думала, что буду чувствовать себя эмигрантом в своей стране. Когда я попадаю в новую страну, я сразу начинаю изучать её культуру и язык, пытаюсь влиться в среду. В Киеве я делаю то же самое, но ощущаю, что здесь уже всё настолько хорошо сложилось, что им не нужны новые игроки. Максимум, что они могут сделать — рассказать нам из своей лужи, что такое Донбасс. Но со своим пониманием к ним не заходи. У тебя могут взять три картины, позвать на дискуссию, чтобы поднять её значимость, — и всё. Когда полгода назад мы предложили сделать о Донбассе информационную выставку, нас никто не поддержал.
В любом случае, я не хочу сейчас давать политические рецепты — мы и так все опаздываем. У нас есть страна, у которой свои границы и граждане. Мне непонятно, как мы можем своих людей на Востоке оставить один на один с их проблемой. У государства есть силовые структуры, СБУ, милиция, армия. Есть инструменты, которые не должны были позволить этому всему развиться. Но это случилось за ширмой «мирных переговоров». Затем был придуман мистический перформанс под названием «Минское соглашение»: неизвестно кто договорился о чем-то неизвестно с кем. Огромное количество людей наблюдают за этими мирными переговорами, ничего не происходит и ситуация в целом напоминает сказку Андерсена, ведь король-то голый.
— Вы упомянули идею информационной выставки. Это был не первый случай, когда вас не поддержали: то же самое произошло и с предложением ИЗОЛЯЦИИ взяться за украинский павильон на Венецианской биеннале…
— Мы очень хорошо поняли, что существует система, в которую пришли якобы новые люди. Но менять систему они не хотят. На волне отсутсвия денег и опортунистов мне предложили стать комиссаром биеннале. Для меня путь был один — изменить систему организации этого события. Чтобы она перестала быть возможностью лобирования чьих-то интересов, стала прозрачной и качественной. Сделать биеннале за полгода, уже когда даже прием заявок закрыт, — самоубийство. Так Украина делала каждый раз: поздно и наспех. Каждый раз оборачивался провалом и сейчас будет то же самое. Мы предложили, что мы возьмем на себя эту работу с условием, что мы будем делать павильон и в 2017 году. Тогда мы бы смогли уже сейчас заложить камни для качественного проекта в будущем. Нам сказали: делайте один проект, а дальше мы на вас посмотрим. Кто посмотрит? Будет ли этот министр через два года? Проблема современных чиновников в том, что они временщики. Им нужно сейчас закрыть вопрос и всё. Хотя можно было бы изменить систему и оставить своё место в истории. В итоге нас попросили отказаться, что мы и сделали. Политика лоскутного одеяла — бесконечного латания дыр — мне не близка. Хотя какие-то процессы, благодаря общественному интересу, всё же пошли.
— Вы имеете в виду Культуру 2025?
— Да, хотя, но мой взгляд, это смешная программа, поскольку она составляется людьми, которые считают себя элитами. Прекрасно, что у нас есть такие элиты, но их роль должна быть в том, чтобы себя умножать и воспитывать людей, а не заниматься самолюбованием. В программе Культура 2025 речь вообще не идет о Донбассе и о Крыме как части Украины и развитии культуры на этих территориях.
— Каков основной фокус ИЗОЛЯЦИИ сейчас?
— Теперь основная миссия ИЗОЛЯЦИИ — наведение мостов с теми, кто остался на оккупированных территориях. Если центральное правительство не определилось с тем, что там Украина, то для нас этот вопрос даже не стоит. Это наша родина и мы будем — кирпич за кирпичом — строить мост, который однажды перейдем. И мы хотим дать шанс людям, которые там. Эта не та ситуация, которую можно сбагрить, немного поговорив за шторой ДОНКУЛЬТА. Нужна долгосрочная политика мостов и это то, чем мы сейчас будем заниматься. Нужно глубоко вдохнуть и подготовиться к серьезной работе на многие годы вперед.
-
- Фото: Валерий Милосердов
— Вскоре после переезда в Киев вы озвучили ряд намерений относительно работы здесь. С какими проблемными моментами вы столкнулись за эти полгода?
— Когда мы сюда попали, мы понимали, что наша миссия — быть носителем перемен и челленджером — остаётся с нами. В Донецке нам было сложно потому, что необходимо было создать среду, которой не было. Мы создали почву для такой среды и теперь с большим трепетом относимся к тем людям, которых, скажем по-украински, выкохали. Благодаря ИЗОЛЯЦИИ они имели возможность расти профессионально. Сейчас они все смогли уехать и реализовать себя — каждый нашёл свой путь. В Донецке таких людей единицы.
Вначале нам показалось, что в Киеве есть благотворная среда. Но затем мы поняли, что здесь, в городе, который претендует быть культурным центром, нет инфраструктуры для того, чтобы функционировала культура. У художников должны быть возможности работать; нужны галереи, которые могли бы этих художников представлять; коллекционеры должны поддерживать галереи и художников, покупая работы; нужны художественные институции, которые реализуют проекты в публичном пространстве и меценаты, которые такие институции поддерживают. А покольку у нас этого почти нет — всё с ног на голову. Уровень художника: сделать-продать-выжить. Уровень галериста: выжить-втюхать-продать. Уровень арт-дилера: отвезти художника на международный аукцион и сделать вид, что он там нужен, чтобы потом здесь продать. И всё это как бы понарошку. У художника в таких условиях нет стимула развиваться. Энди Уорхол случился ещё пятьдесят лет назад, а здесь до сих пор художник — это, в основном, ремесленник. Основная задача современного художника — думать и быть чувствительным к происходящему в обществе.
Мы провели беседы с огромным количеством художников здесь и поняли, что у большинства нет осмысления элементарных вещей: что они делают, для кого, как они могут за это жить. Поэтому одной из наших целей здесь является создание места, где будет возможность художнику или просто творческому человеку профессионально расти как в интеллектуальном плане, так и прикладном. Это будет пространство для стимулирования возникновения и роста креативных индустрий. Кроме этого будут образовательные курсы, реализованные в сотрудничестве с другими институциями. Мы собираемся предоставить условия для пересечения людей разных творческих направлений, философов, писателей. Само место будет призвано мотивировать людей к развитию.
-
- Новое пространство ИЗОЛЯЦИИ. Фото: Валерий Милосердов
— Как случилось, что информационная выставка откроется в парижском Palais de Tokyo?
— ИЗОЛЯЦИЮ хорошо знают за рубежом: мы работали с большим количеством международных резидентов, кураторами, институциями. Когда случился захват ИЗОЛЯЦИИ, мы получили колоссальную поддержку со всего мира. Мы даже хотим опубликовать все эти письма поддержки отдельной книгой. Большое количество людей на Западе начали нас приглашать. Одна моя знакомая, ирландская предпринимательница Керол Маффет, увидев материал в The Irish Times, где я рассказываю захвате ИЗОЛЯЦИИ, о том как культурная институция была превращена в тюрьму, — написала мне, что этот материал дал ей больше информации о происходящем, нежели постоянные лица в балаклавах из новостей. Такой посыл намного понятнее и если бы подобных материалов было больше, возможно, Запад реагировал бы по-другому. В связи с этим нас приглашают разные культурные центры, чтобы через историю ИЗОЛЯЦИИ рассказать о происходящем в Украине.
Dear Luba
I know you are a very strong woman but there is a limit to what one person can cope with. I think today’s article was more powerful than showing images of those hooded savages wielding guns on the streets of Donetsk. It allowed the reader to penetrate the mindset of the barbarians…very powerful stuff….I’m reminded of the Kyhmer Rouge in Cambodia…
Palais de Tokyo — одна из наиболее прогрессивных культурных институций Франции. Ещё в ноябре прошлого года мы встречались с её директором Жаном де Луази — человеком с левыми политическими взглядами. Он предложил нам совместный многолетний проект с целью построения мостов Восток-Запад и развития локальных сообществ. Майдан тогда только начинался. Но потом события стали развиваться известным образом и в итоге мы пришли к идее информационной выставки. Мы следим за событиями, происходящими на нашей территории в Донецке, собираем интервью тех, кто были там с качестве заложников, фиксируем историю места. Наша выставка представит историю на реальных фактах, но, тем не менее, она будет художественной. Сейчас мы живем в реалиях не объявленной войны. В то же время идёт колоссальных размеров информационная война и наша выставка как раз о том, что такая война может быть сильнее войны физической.
Сейчас, когда мы взялись рассылать приглашения на выставку, мы снова удивились солидарности в художественной среде. Огромное количество наших гостей и резидентов, многие из которых люди небогатые, решили приехать на выставку, чтобы поддержать нас. Наверное, это говорит о том, что своё дело мы делаем правильно и что ИЗОЛЯЦИЯ невидимыми ниточками связывает сердца людей.
