IZIN

Знаменитый фонтан Дружбы народов, находившийся на Майдане Незалежности до реконструкции площади в 2001 году и впоследствии перевезенный в село Буки Киевской области, был временно восстановлен чилийской художницей Пилар Кинтерос. 16 ноября 2014 фонтан, который был весьма популярным местом встречи не для одного поколения киевлян, пускай хоть краткосрочно, но снова продемонстрировал свою социальную функцию, объединив десятки человек для его коллективного восстановления под руководством художницы. Реконструкция продолжалась на холоде более четырех часов и завершилась водружением фонтана рядом у одного из куполов современного ТРЦ Глобус.

Пилар Кинтерос (род. 1988, Чили) — одна из номинанток на премию Future Generation Art Prize, организованной PinchukArtCentre — в своей художественной практике рассматривает темы временного присутствия вещей и людей. Часто объектами изучения и анализа она выбирает полуразрушенные, практически исчезнувшие  или напрочь утратившие свою изначальную функцию здания Сантьяго-де-Чили. В своих работах она изучает тот или иной архитектурный объект, а затем восстанавливает его при помощи новых, созданных ею из картона деталей. Такими действиями Кинтерос подчеркивает быстротечность жизненных процессов и физического существования вещей.

О том, что значит для нее архитектура, зачем она восстанавливает архитектурные сооружения и почему для реконструкции в Киеве выбрала именно один из фонтанов на Майдане Незалежности, Пилар Кинтерос рассказала искусствоведу Татьяне Кочубинской.

Т.К. В большинстве своих работ ты обращаешься к изучению архитектуры и тому, как она трансформируется со временем: разрушается, уничтожается, исчезает. Через трансформации архитектурных сооружений ты говоришь о временности вещей и о нашем постоянно меняющемся отношении к ним. Каким образом исследование архитектуры появилось в твоем творчестве?

П.К. Меня интересует не только архитектура как таковая, а скорее, окружающая меня среда и её изменения. Обращение к архитектурным объектам в моем творчестве произошло самым естественным образом. Сама я родом с юга Чили и в детстве мы часто с родителями ездили в Сантьяго. Увиденное там произвело на меня очень сильное впечатление: привычная для меня архитектура юга страны очень сильно отличается от архитектуры Сантьяго. Я живу в этом городе уже около десяти лет и все время наблюдаю, как меняется город. И для меня уже тогда в детстве, да и сейчас, архитектура стала чем-то, что нужно уметь ценить.

Помимо этого у меня много друзей архитекторов, моя мама — тоже архитектор. В детстве я часто приходила к ней в архитектурное бюро. Мне повезло, что я успела застать архитектурное бюро старого образца — с традиционными архитектурными моделями, огромным количеством карандашей и рисунков, сделанных от руки. А что еще очень важно, так это запах самих материалов. Все это прочно засело у меня в памяти.

— По сути то, что сейчас представлено в твоей экспозиции в PinchukArtCentre, — рисунки, наброски, архитектурные детали из картона, бумага, клей, остатки материалов, видеодокументация,  — все это вызывает ассоциации с архитектурной мастерской и с рабочим процессом.

— Конечно. Я действительно восхищаюсь работой архитекторов и была бы счастлива возможности создавать что-то, где  могли бы жить люди.

— Во всех твоих проектах, связанных с архитектурой, ты действуешь по определенной схеме: выбираешь объект (здание), изучаешь его, детально измеряешь, воссоздаешь в мастерской недостающие детали, а потом, буквально взваливая всё это на плечи, везешь на место и «восстанавливаешь» объект in situ. И, естественно, весь процесс (от замера на местности до «реставрации») тщательно документируется. Каким образом ты выбираешь объекты для восстановления?

Пилар Кинтерос. Реставрация І. Музей современного искусства Чили, 2010. Фото предоставлено художницей

— Я пытаюсь рассматривать разные случаи трансформаций, которым подвержены различные архитектурные объекты в городе Сантьяго и его окрестностях. Все началось с эксперимента. В первом подобном проекте (под названием Реставрация — I, 2010) я обратилась к музею современного искусства в Чили. Дело в том, что музей сильно пострадал от землетрясения и из-за отсутствия денег восстановить его было невозможно. Поэтому я решила сделать это сама. Это был первый проект в подобном направлении, первый эксперимент. Я создала все детали, чтобы восстановить фасадную часть музея, построенного в неоклассицистическом стиле, восстановить детали, парадную лестницу и так далее. После этой реконструкции я продолжила исследования городской среды, замещая объекты, т. е. делая «репродукции» объектов в публичном пространстве. Например, я воссоздаю скамейку, телефон и прочее, следуя тому, как работают архитекторы в своих студиях. Меня интересует процесс трансформации: как из архитектурной модели, например, потом вырастает здание или как из рисунка создается объем. Мне нравится работать с объемом, и я очень люблю рисовать: то, как рисунок переходит в объем, имеет для меня какое-то гипнотическое свойство. Это просто восхитительно.

— Почему картон и почему только белый цвет?

— Я начала работать с картоном, так как это довольно-таки дешевый материал и легкий в обращении, но также именно этот непрочный материал и белый цвет помогают выразить идею разрушения и хрупкости всего, что нас окружает. Включая нас самих.

— А что для тебя лично несет этот жест «реставрации» и «замещения»?

— Я рассматриваю свои проекты как действия отчаяния (desperate actions).

— Почему?

— Потому что я действительно отчаиваюсь, и для меня очень болезненно наблюдать разрушения Сантьяго.

— Каковы причины разрушения? Вот если сравнить с сегодняшней ситуацией на Украине, например, то изменения облика города связаны как с экономическими, так и политическими и идеологическими причинами. Мы можем наблюдать как естественное разрушение, так и умышленное уничтожение памятников, которые не вписываются в сегодняшние идеологические установки или просто противоречат вкусам платежеспособных «заказчиков».

— Конечно, основная причина разрушений — отсутствие денег. Но с другой стороны, здесь замешаны и другие факторы, среди которых — стремление чилийцев быть такими, как кто-то — wanna be someone else. При городском планировании в Чили всегда использовались внешние модели. Вот в конце XIX — начале XX веков для Чили было характерно сильное желание чувствовать себя европейцем, что отразилось и на архитектуре, в которой ярко выражены неоклассицистические тенденции. Сейчас популярно стремление следовать северо-американской модели устройства городов. В этой спешке следования северо-американской модели, и даже скорее управляемые желанием wanna be someone else, мы просто не обращаем внимания на то, что многие здания просто разрушаются и исчезают. Чили — очень молодое государство, и, к сожалению, мы даже сами не очень хорошо знаем собственную историю. На изменения городского ландшафта также влияет развивающийся бизнес по торговле недвижимостью, который дает очень эгоистичный взгляд на развитие города. Раньше меня это очень расстраивало. Но сейчас, честно говоря, я нахожу в этом особую красоту. Эти изменения в архитектуре города помогли мне осознать, насколько все хрупко: я, мои вещи, все вокруг. И мои реконструкции в городе — это способ преодоления.

— Преодоления? Осознания того, что все временно?

— Да, потому что подобные реконструкции требуют очень много усилий, и в какой-то момент, когда все закончено, ты все отдаешь естественному ходу событий. Это сродни духовному упражнению. Такая реконструкция может быть веселой, захватывающей, а может провалиться. Но это то, что остаётся в памяти. И это происходит со всем на свете. С предметами, вещами, историей. Как с материальным, так и нематериальным.
— Если обратиться к тому проекту, который ты сделала в Киеве рамках Future Generation Art Prize. Ты работала не с чилийским, а с совершенно новым, незнакомым для тебя контекстом, другой локальной ситуацией. Делая «реконструкции» в новой местности, ты отчасти реконструируешь память. Часто память имеет ностальгические коннотации. Как ты справляешься с этим в незнакомом контексте?

— Говоря об этом конкретном проекте, — это впервые, когда подобную работу я провожу в другой стране, не в Чили. Для меня, в первую очередь, это хороший способ узнать больше об отношениях между городом  и людьми. В любой работе, которую я делаю, я преследую цель узнать больше. В данном случае, я бы хотела раскрыть взаимоотношения между городом и его жителями.

— Прежде, чем сделать проект в Киеве, ты изучала историю Киева. Почему ты остановилась на реконструкции фонтана Дружбы народов?

— На самом деле изначально меня интересовала история площади, а не фонтана. Скажу честно, я не много знаю об Украине, у меня нет очень ясного представления о том, что здесь происходит.  Естественно я следила за новостями, и именно Майдан показался мне особенным местом. Здесь происходили протесты и демонстрации. Поэтому меня заинтересовала история площади и то, как она изменялась.  Вообще площадь — это идеальное место для коллективного волеизъявления, группового высказывания. На мой взгляд, площадь предназначена для того, чтобы люди могли получать и обмениваться энергией друг друга. На площади мы встречаемся, на площади мы высказываемся.

— Почему ты решила восстановить именно фонтан?

— Когда я начала изучать историю площади, то обнаружила, что практически в течение 100 лет здесь всегда находился фонтан. И я выбрала его, так как это был последний фонтан до реконструкции площади. Площадь — это место встречи, это место, на котором можно обсуждать важные для общества вопросы. Я была действительно удивлена, что фонтан, который находился на особом месте — площади — был заменен просто торговыми центрами. Для меня это было шокирующе, возмутительно. Подобное могло бы произойти и в Сантьяго. Что вообще значит торговый центр? Зачем так много торговых центров на месте, которое изначально предназначено для того, чтобы люди могли там думать и проявлять себя. Для меня этот поступок  противоречит природе самого места, ведь место всегда имеет собственную природу. Площадь — это место, которое используется для того, чтобы высказываться вслух, громко заявить о себе.

— Для «реконструкции» фонтана ты организовала целую процессию: все желающие могли присоединиться к процессу и совместно её совершить. Почему так важна была эта процессия?

— Будучи представителем другой страны и имея внешний взгляд на вещи, как я уже говорила, мне интересно было выявить отношения людей и города. А возможно это было только благодаря коллективному процессу. Поэтому для меня было важно, чтобы люди участвовали в нем. Подобные процессии создают ситуации, в которых невозможно до конца предугадать, что будет происходить. В подобных проектах для меня важно получить опыт. Было бы скучно, если бы я всегда наперед знала, что произойдет.

— А почему ты сохранила название фонтана в качестве названия собственного проекта?

— Я думаю, что в этой конкретной ситуации, Дружба народов — это очень красивое название. Само название фонтана Дружбы народов отсылает к тому, что на площади собираются люди разных взглядов, и этот проект дает возможность всем объединиться. Возможно, я слишком наивна, но я верю, что очень больно находиться в состоянии войны, что нужно двигаться дальше. Все очень быстро и хрупко, нужно найти способы поделиться жизнью с людьми. Для меня этот фонтан — хороший пример того, как объекты в публичном пространстве меняют собственное значение. Дружба народов. Не знаю, называли ли люди в быту  фонтан именно так? Объектам в публичном пространстве свойственно менять собственную значимость и смысл. Когда поставили этот фонтан, видимо, он был репрезентацией чего-либо, но это не навсегда. Всегда есть изначальная причина, почему это здесь. Но потом ее значение меняется. Значимость сегодняшнего дня меняет наше отношение, и это очень интересно, как меняется ваш взгляд на город. Для детей это значило что-то одно, для взрослых — другое. Но их восприятие меняется только, если кто-то им укажет, что его нужно изменить.

— То есть ты говоришь об объекте в публичном пространстве как общественной «собственности», которой люди сами придают новые значения?  

— Да, именно так. Памятники в публичном пространстве становятся местом встречи. У них разные качества, и на них смотрят по-разному. Город живет, развивается, меняется. Мы не должны смотреть на вещи так, как этого хочет кто-то другой. Что-либо может означать то, что люди хотят, чтобы это означало. Это ваш город и вы хотите использовать это особое место для того, чтобы давать волю собственным высказываниям и проявлять себя.

 

Фотографии предоставлены PinchukArtCentre © 2014. Фотографы: Сергей Ильин, Александр Пилюгин.